21 июня - День медицинского работника!
21 июня – день медицинского работника
Медицина – не профессия, а призвание. Врачом нельзя стать, им можно только родиться. Эти максимы – не новость, а в последние месяцы, когда мир поразила эпидемия смертельной коронавирусной инфекции, ежедневный, чаще всего безмолвный подвиг медиков очевиден всем и каждому.
Государственный музей А.С. Пушкина сердечно поздравляет с профессиональным праздником тех, кто избрал это благородное служение делом своей жизни. Мы желаем вам крепкого здоровья, душевной стойкости и ежедневных побед. И сегодня не можем не вспомнить о врачах, чьи имена оказались неразрывно связаны с именем Александра Сергеевича Пушкина, его близких, друзей и с самой эпохой.Лейб-медик Его Императорского Величества
Николай Федорович Арендт (1786-1859)
Николай Арендт появился на свет в семье штаб-лекаря Казанского адмиралтейского госпиталя Федора (Теодора) Арендта, чьи предки за полвека до этого прибыли в Россию из Пруссии. В Казани семья оставалась недолго. Сначала переехали в Ревель, затем – в Москву, где Федор Иванович получил место полицейского врача. Отец умер, когда Николаю было всего 11 лет. Мать осталась одна с пятью детьми. К счастью, сиротам полагалось бесплатное образование, а потому, когда в 1801 году в Москве открылось отделение Императорской медико-хирургической академии, трое сыновей Федора Ивановича были зачислены туда за счет казны. По всему выходит, что Николай Арендт профессию не выбирал, она выбрала его сама. И не прогадала!
Медицинское образование Николай Федорович завершал в Петербурге и показал способности столь блестящие, что после выпускных экзаменов был пожалован серебряным карманным набором хирургических инструментов. Это была лишь первая награда молодого лекаря. В будущем его ждут Св. Владимир четвертой и третьей степени, Св. Станислав первой степени, Св. Анна второй и первой степени и множество других орденов.Как и его отец, участвовавший в войне с Емельяном Пугачевым, Николай Арендт снискал себе славу на поле боя. На его счету – сотни сложнейших операций в полевых госпиталях во время Наполеоновских войн 1810-х годов, Русско-шведской войны 1808-1809 годов, Отечественной войны 1812 года. Он дошел до Парижа, работал в Лионе и Реймсе, ставя на ноги солдат, чьи раны не позволяли им вернуться на родину.
Коллеги-врачи, в том числе и искуснейшие французские медики, в глубине души наверняка подозревали Арендта в связях с потусторонними силами. Иначе, как объяснить, что под его руками пациенты выживали после сложнейших хирургических вмешательств (среди них – трепанация черепа). На самом деле, никакого волшебства в этом не было. Просто Николай Арендт одним из первых понял, какое значение для больного имеют тщательный послеоперационный уход и гигиена.
Вернувшись в Россию, молодой врач получил под свое начало петербургский Артиллерийский госпиталь на 900 мест. Он продолжал оперировать, казалось бы, безнадежных больных, поддерживал начинающих коллег (среди его протеже – Николай Иванович Пирогов, чьи лекции Арендт потом и сам слушал с восторгом) и даже изобрел новый хирургический инструмент – «тупую аневризматическую иглу с пружиной из стали».
В 1829 году Николай Арендт, имя которого уже вошло в легенду, был назначен лейб-медиком, или личным врачом императора Николая I. Отныне он должен был сопровождать царя во всех его путешествиях и неусыпно следить за его здоровьем.
Впрочем, император был далеко не единственным пациентом Арендта. За помощью к знаменитому доктору обращались бедняки, которых он лечил бесплатно, а иногда и сам покупал им лекарства. По инициативе Арендта в 1834 году была открыта первая в России детская больница, которую царь лично взял под свое покровительство. Не было отбоя и от знати. Арендт пользовал переводчика «Илиады» Николая Ивановича Гнедича, лечил юного Михаила Юрьевича Лермонтова, не раз обращался к нему за помощью и Александр Сергеевич Пушкин. В конце января 1837 года Николай Федорович Арендт провел бесконечно долгие часы у постели умирающего поэта, однако смерть, которую искусный хирург столько раз обводил вокруг пальца, на этот раз взяла верх.Из воспоминаний Константина Карловича Данзаса, секунданта Пушкина:
«Приехал Арендт, он также осмотрел рану. Пушкин просил его сказать ему откровенно, в каком он его находит положении, и прибавил, что какой бы ответ ни был, он его испугать не может, но что ему необходимо знать наверное своё положение, чтобы успеть сделать некоторые нужные распоряжения
- Если так, - отвечал ему Арендт, - то я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды».
Именно Николай Федорович передал императору просьбу о помиловании пушкинского секунданта и привез поэту записку от царя, в которой Николай I прощал умирающего и обещал позаботиться о его жене и детях.
Николай Федорович Арендт прожил 73 года, наполненных трудами, горем и радостью. К несчастью, могила его на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга не сохранилась, но осталась память о докторе-чародее, и дело его продолжало жить в руках потомков. Его правнук, Андрей Андреевич Арендт (1890-1965), профессор медицины и основоположник советской детской хирургии, передал в дар Государственному музею А.С. Пушкину семейную реликвию - шкатулку медикаментов, с которыми его предок приезжал на Мойку, 12 холодными январскими днями 1837 года.
Боец врачебного воинства
Матвей Яковлевич Мудров (1776-1831)
Матвей Яковлевич Мудров сделал головокружительную карьеру. Четвертый сын бедного вологодского священника, он стал знаменитейшим московским врачом первой трети XIX столетия, лечившим самых знатных жителей города. Окончив медицинский факультет Московского университета сразу с двумя золотыми медалями, Мудров в качестве поощрения был отправлен за границу, как сейчас сказали бы, - на стажировку. Слушал лекции в Берлине, Гамбурге, Геттингене. В Вене изучал глазные болезни. Четыре года провел в Париже, где работал, в том числе, и над созданием русской азбуки для слепых. Мудров был одинаково сведущ в офтальмологии, гинекологии, блестяще лечил желудочные болезни и совершил настоящий переворот в военной медицине. При этом человек глубоко верующий, Матвей Яковлевич был уверен: болезнь тела вторична, а главная задача лекаря – врачевать душу пациента. Именно он привил на русской почве «идеал Гиппократова врача», беспрестанно призывая своих студентов и коллег быть сострадательными и милосердными, гуманно относиться к больным и во всем оставаться примером для подражания. И сам же первый следовал своим заветам: бесплатно лечил тех, кому нечем было платить, пожертвовал значительную сумму на восстановление разрушенной во время войны 1812-го года альма-матер – медицинского факультета Московского университета. Даже в жены выбрал свою же пациентку – Софью Харитоновну Чеботареву, которую еще совсем маленькой девочкой спас от оспы.
Фамилия Мудров подходила ему как никакая другая. Он оправдал ее не только своей жизнью, но и самой смертью. Когда в начале 1830-х годов в России разразилась эпидемия холеры, Мудров оказался одним из бесстрашных бойцов врачебного воинства. И с честью пал в бою. Был похоронен на холерном кладбище Выборгской стороны Петербурга. Могила его не сохранилась…
Долгие годы Матвей Яковлевич Мудров был семейным врачом Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных. После трагической гибели любимого доктора Надежда Осиповна преподнесла его дочери Софье бесценный подарок – миниатюрный портрет сына, первое из известных прижизненных изображений Александра Сергеевича Пушкина. Потомки доктора Мудрова бережно хранили эту реликвию, пока правнучка Матвея Яковлевича не подарила ее артисту Всеволоду Семеновичу Якуту – за блистательное исполнение роли Пушкина. Тот в свою очередь передал миниатюру кисти Ксавье де Местра в Государственный музей А.С. Пушкина.
Врачеватель душ
Василий Федорович Саблер
(Вильгельм Томас Заблер, 1797 (1799)-1877)
Вильгельм Томас Заблер родился в 1797 году (по другим сведениям – в 1799-м), по-видимому, в Ревеле. Окончив Дерптский (ныне Тартуский) университет в 1824 году и защитив докторскую диссертацию, переехал в Москву, где поступил на службу в больницу на Воробьевых горах, «должность свою отправляя с большим усердием и поручения от начальства исправляя всегда с отменным успехом».
Долгие годы Матвей Яковлевич Мудров был семейным врачом Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных. После трагической гибели любимого доктора Надежда Осиповна преподнесла его дочери Софье бесценный подарок – миниатюрный портрет сына, первое из известных прижизненных изображений Александра Сергеевича Пушкина. Потомки доктора Мудрова бережно хранили эту реликвию, пока правнучка Матвея Яковлевича не подарила ее артисту Всеволоду Семеновичу Якуту – за блистательное исполнение роли Пушкина. Тот в свою очередь передал миниатюру кисти Ксавье де Местра в Государственный музей А.С. Пушкина.Врачеватель душ
Василий Федорович Саблер
(Вильгельм Томас Заблер, 1797 (1799)-1877)
Вильгельм Томас Заблер родился в 1797 году (по другим сведениям – в 1799-м), по-видимому, в Ревеле. Окончив Дерптский (ныне Тартуский) университет в 1824 году и защитив докторскую диссертацию, переехал в Москву, где поступил на службу в больницу на Воробьевых горах, «должность свою отправляя с большим усердием и поручения от начальства исправляя всегда с отменным успехом».
С октября 1828 года Саблер назначен ординатором московского дома умалишенных, построенного еще в 1808 году в Преображенской слободе и затем переименованного в Преображенскую больницу. Через четыре года он уже главный врач Преображенской больницы, и с этого времени начинается его почти полувековая деятельность как талантливого организатора и реформатора психиатрической помощи в России.Чтобы оценить все достижения Саблера, вспомним, что психиатрия всегда была наиболее консервативной областью медицины. И хотя к началу XIX века наука о душевных болезнях продвинулась далеко вперед, представление о душевнобольных именно как о больных не стало еще общим достоянием. Пациентов содержали в смирительных домах, так называемых доллгаузах, руководил которыми смотритель, не имеющий ни малейшего представления о медицине, и в его подчинении находился всего один врач. Лечебный инвентарь состоял из «капельной машины», сыромятных ремней и цепей для приковки, а также «шалавок» (шаек) для обливания холодной водой. Все это больше было походило на тюрьму, чем на больницу. Как не вспомнить рисунок сумасшедшего дома, оставленный Пушкиным на одной из рукописей 1828 года, и страх поэта оказаться однажды его пленником:
Не дай мне бог сойти с ума,
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад<… >
……………………………..
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверка
Дразнить тебя придут.
А ночью слышать буду я
Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров-
А крик товарищей моих,
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков.
Первым, кто в России снял с душевнобольных оковы, был наш герой – Василий Федорович Саблер. Прогрессивный медик, он увидел в умалишенных глубоко несчастных людей и выступил против содержания их в цепях, а больницы снабдил практическим медицинским обслуживанием. Свои гуманистические принципы он изложил в рапорте на имя московского генерал-губернатора и положил в основу Устава Преображенской больницы. «Умалишенные без всякого сомнения, - утверждал в Уставе Саблер, - имеют величайшее право на сострадание и снисходительность, а дом умалишенных без необходимых исправлений никогда не достигнет степени совершенства, соответствующей пользе несчастных и достоинству древней столицы».
Коренным образом изменился весь порядок содержания больных: буйные были отделены от выздоравливающих, улучшилось питание, широко внедрялось лечение трудом: при больнице устраивались различные мастерские; был организован досуг: с этой целью приобретались музыкальные инструменты, бильярд. На каждого больного заводились истории болезни, велись рецептурные книги; ежегодно писались медицинские отчеты.При Саблере больница стала центром не только практической, но и научной психиатрии. Его научные работы публиковались в Московском врачебном журнале, в Московской медицинской газете, в зарубежных изданиях. Один из его учеников и последователей - профессор Казанского университета А.У.Фрезе.
С 1835 года, оставаясь директором Преображенской больницы, В.Ф. Саблер обращается к частной практике. Под покровительством военного генерал-губернатора Москвы Д.В. Голицына и при финансовой помощи Городской думы он открывает частную лечебницу. Она разместилась в собственном доме врача, купленном им специально для этой цели, в Красном селе Мещанской части Москвы. В 1840-1850-е годы этот адрес и само имя доктора стали широко известны в Москве и за ее пределами. Так, например, в 1854 году Афанасий Фет привез в Москву на излечение к Саблеру душевнобольную сестру Надежду Афанасьевну Шеншину. Когда в семье Фетов решался вопрос, где лечить Надю, доктор Мейдель честно посоветовал: «Тратите Вы здесь деньги и время, а мы этого дела совершенно не понимаем. Отвези ты больную в Москву. Там есть знаменитый психиатр, как, например, доктор Саблер». Заметим, что в архиве Саблера сохранились две истории болезни Н.А..Шеншиной.
Одно из положений частной практики Саблера состояло в том, что врач должен жить вместе с больными, не выключая их из сферы быта, общения, домашней обстановки. В его доме вместе с ним, женой Амалией Егоровной, дочерьми Евгенией и Екатериной ежегодно жили от 14 до 20 больных. Стоило это недешево: от 50 до 100 рублей ассигнациями в месяц. При этом у каждого больного была своя комната, которая выходила в общий зал. Она была обставлена хорошей мебелью. Больные питались вместе с семьей врача. В заведении царила домашняя атмосфера.
Летом 1844 года умер князь Голицын. С его смертью заведение Саблера стало чахнуть. Дума перестала выплачивать ежемесячную субсидию в 4000 рублей. Зачастила с инспекцией полиция. Большие заботы по дому, требующие немалых расходов, скорее всего, вынудили врача продать его. Во всяком случае, существование лечебницы после 1855 года по тому же адресу не прослеживается.
В рукописном фонде ГМП хранится обширный архив, связанный с именем Василия Федоровича Саблера. Это письмо Евгения Абрамовича Баратынского от 15 ноября 1836 года, в котором поэт просит доктора Саблера устроить своего душевнобольного шурина Петра Энгельгардта в клинику на излечение. История болезни П.Л. Энгельгардта, заведенная на него в тот же день. И письмо Н.В. Путяты 1848 года о передаче ему опекунства над больным родственником после смерти Е.А. Баратынского, также адресованное доктору В.Ф. Саблеру.Историю выдающегося врача рассказывают также хранящиеся в собрании ГМП дневниковые записи Саблера, которые он вел на русском и немецком языках, его деловая и дружеская переписка, циркуляры за подписью городских чиновников Москвы того времени. Сохранились и так называемые «дела» пациентов Саблера, среди которых были и знаменитый «Басманный философ» Петр Яковлевич Чаадаев, и герой войны 1812-го года, объявленный сумасшедшим граф Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов. Для своего высокородного пациента Саблер разработал специальную инструкцию. Ее рукописный текст, представленный в архиве ГМП, многое говорит о профессиональных принципах врача, о его великодушии и милосердии:
«Сколько заключается несчастья в таком положении, и сколько нужно постоянного внимания и усердия для облегчения участи лица, который происхождением, образованием и всеми способами предназначен был для земных величий».
